среда, 28 октября 2015 г.

ВОСПОМИНАНИЯ О ВОЙНЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ. НА УРАЛЕ. 

По прибытию в Вологду, а я это помню, отец дал команду, чтобы люди до особого сообщения от вагонов далеко не уходили. А сам отправился за дальнейшими указаниями. Там и узнал, что Вологда уже отнесена к прифронтовой зоне, а нашему эшелону предстоит продолжить движение на Урал. Местом назначения был назван город Кунгур. О существовании которого в нашем составе вообще никто и никогда прежде даже не слышал.
И мы продолжили путь. Эшелон продвигался очень медленно. Потому что организаторы движения в первую очередь пропускали воинские составы. К тому же, многие участки представляли из себя «однопутку». То есть, сначала до следующей станции по ним пропускался один эшелон или сразу несколько воинских. Приоритет был за теми, что следовали в западном направлении. В Кунгур прибыли 21 июля ночью. Эшелон поставили в одну из тупиковых «веток». Со всех сторон наши теплушки обступал сосновый лесок. Несмотря на летнее время, было холодно. Чтобы согреться, разожгли костры. И так до рассвета. Утром прибыли грузовые машины со скамейками в кузовах и нас, вместе с немудреным скарбом погрузили.
Когда эшелон шёл, в его составе следовали и накрытые брезентом платформы с оборудованием. Пацаны большую часть дневного времени суток проводили возле этих станков и ящиков: там, в темноте, происходящее с ними казалось по-настоящему таинственным путешествием. Рассказывали друг другу страшилки, а, учитывая медленную скорость, иные смельчаки, бравируя перед сверстниками и пугая родителей, по-обезьяньи карабкались с платформ в оконца своих теплушек.

Железнодорожный вокзал в Кунгуре. Современный вид.

Когда из Кунгура отправились в Суксун, поразил сам тракт: для нас это было необычно – по обе его стороны высились могучие берёзы. Да такие, что в иных местах впечатление складывалось, будто люди тянулись они друг к другу, смыкались кронами. Потом – то местные при каждом удобном случае, не без гордости, рассказывали нам, приезжим, насколько тракт этот древний, берущий начало из екатерининского времени. И кого только не повидала эта дорога, кто только не проследовал здесь «…во глубину сибирских гор» и обратно.
Со временем, конечно, они пропадали, но в нашу советскую пору, с её пятилетками и семимильными шагами «преобразований», руки до погибающих берёз и восстановления посадок, конечно же, не дошли. Так, дряхлея и разрушаясь под тяжестью лет, но, не согнувшись, и несли они свою историческую вахту вдоль легендарного Сибирского тракта.
Когда через много, много лет мне довелось проехать здесь вновь, от берёз этих почти ничего не осталось. 

Сибирский тракт.

Декабристо И.И. Горбачевский, житель г. Витебска, проследовавший на каторгу по Сибирскому тракту через В-Суксун.

ЖИЗНЬ В ЭВАКУАЦИИ. СУКСУН.
По прибытии в Суксун, что меня, кстати, тоже поразило, так это то, как нас приняли местные жители. Свободного жилья, чтобы разместить всех прибывших с эшелоном, в посёлке не было. Ожидая эвакуированных, здесь почти по всем домам наметили, какая семья и в каком количестве человек будет поселена в каждом из них. Нас поселили по улице Калинина, 13, в доме Анциферовых. Глава семьи, Михаил Алексеевич, работал токарем на заводе. Здесь же проживала Антонина Никифоровна, его жена - очень грамотная, мудрая женщина, и дед, который умер, спустя непродолжительное время. И я, вспоминаю, как пацаном со страхом проходил через помещение, где он лежал, пока не похоронили. Нас было пятеро – родители и трое сыновей. Анциферовы предоставили нам самую большую комнату.
Что ещё запомнилось?.. Электроснабжение. В первое время энергии, вырабатываемой заводским «локомобилем», не хватало. Он крутил динамо-машину предприятия, но полученных киловат было мало даже на нужды производства. Поэтому почти все частные дома электрического освещения не имели. И поначалу читали, кто при свече, а то и при… лунном свете. Я, к примеру, и сейчас считаю, что испортил этим свои глаза. Смешно сказать, но вспомнили тогда и о лучине. Потом, когда работал на заводе, я сделал коптилку из отходов белой жести.
Надо сказать, что у Антонины Никифоровны в сенках стоял большой кованный сундук. И заглядывать в него она разрешила только мне. А там оказалось столько литературы, начиная с журнала «Нива», который выходил с царских времён, поразившее меня издание фельетонов и рассказов Ильфа и Петрова, и многое другое. Так что я читал, читал и читал. В общем, поселились, огляделись по сторонам… Оказалось, что в этой семье сын – на войне, внук Пашка – где-то в Муроме, сноха заведовала книжным магазином и во время войны… загуляла. Муж-то её, Пашка, как и мой старший брат Исаак, пропал в начале войны, и сведений о них – ни каких… А мы, пацаны соседские, сразу сдружились: вместе бегали, лазали по чужим огородам, хотя свой вот здесь, рядом, но интересней же в чужой залезть… Вплоть до того, что участок Анциферовых примыкал прямо к пруду, там был мостик, лодка стояла. И мы с их внуком, который из Мурома вскоре добрался до уральских своих деда с бабушкой, по тёмному времени, на лодке, объезжали берег, забирались в огород к его тётке, подползали к грядкам с морковью. Надёргаем сколько-то за пазуху и обратно - к лодке. А там выгребем на середину пруда, чтоб никто не обнаружил, сидим в лодке, грызём морковку. На следующее утро соседка прибегает, жалуется: какие-то пакостники там то-то и то-то… А мы с Пашкой сидим и ухмыляемся.
Но, надо сказать, ребята были дружелюбные. В то время, когда мы приехали, никто не знал даже таких слов, как «еврей» или кто-то ещё. И даже на забежавшую не туда курицу или поросёнка говорили «у-у, жид», не зная, что это такое. Потом кой - кто из приехавших сюда людей «разъяснили» им, что к чему. И «жид» стал «жидом», но не для местных, а, как ни странно, для приезжих, таких же… эвакуированных. 
Суксун тех лет.

Центр Суксуна. 1946 г.

Табель успеваемости Сёмы Арша ученика 5 класса. Суксун. 1942г.

Жители Суксуна предвоенного времени.

Где-то шла война, а мы, малышня и подростки, продолжали играть в свои детские игры, мяч гоняли, на лодке плавали под Верх - Суксун и Опалихино - туда, где камыши. Я плавать не умел. И как-то раз ребята взяли меня на лодку, а метров за двадцать от берега говорят: всё, лодку переворачиваем. И давай раскачивать её туда – сюда. Я, с перепугу, бултыхнулся в воду и по-собачьи поплыл к берегу. Так и обрёл первый опыт плаванья. Надо сказать, местные ребята нас, своих сверстников не обижали ни словом, ни делом. Скорее случалось наоборот. Помню, братья Блохины, если что, всегда вставали на мою сторону.
Когда нас эвакуировали на Урал, в начале учебного года меня зачислили в 6-й класс. Не помню, сколько нас там было, но очень немного. Потому что многих моих сверстников забрали в ремесленные училища, другие – в деревню подались. И из того немного в нашем выпускном классе после войны оказалось всего восемь человек. Но наставниками нашими в школе были очень хорошие педагоги…
В 1942-м наступило голодное время, мы с ребятами ныряли в пруду, вылавливали большие ракушки (из них потом в быткомбинате делали перламутровые пуговицы). Ткнёшь ножом в её сомкнутые створки, они распахиваются, а там – моллюск. Его выскребали, очищали, варили в кипятке. Очень даже вкусно получалось. И полезно. Недаром же весь Индокитай считает подобные продукты кулинарным лакомством. 
Молодежь Суксуна 1951г. Сёма Арш и девушки.

С приходом голода всем нам стало не до развлечений: при первой же возможности искали не игру, а работу. Но и тогда местные, как хозяева, к которым мы были определены на постой, так и сверстники - ребята, чем-нибудь ненавязчиво старались угостить: то – картошкой, то – шанежкой или ещё чем. За нами, приезжими, даже закрепили участки земли, чтоб мы могли посадить ту же картошку. Но почему-то, или семян не было нормальных, или земледельческие навыки у горожан отсутствовали, только, в итоге, в поле у нас мало что получалось путного.
(Продолжение следует)

вторник, 27 октября 2015 г.

ВОСПОМИНАНИЯ О ВОЙНЕ. Продолжение.


ПОЧЕТНЫЙ МЕТАЛЛУРГ НИЖНЕГО ТАГИЛА (Воспоминания о войне)(продолжение)

ВОЙНА
Витебск. Улица Толстого перед войной.

Витебск. Железнодорожная станция. Начало ХХ века.

Летом 1941 года вместе с другими ребятами я находился в пионерском лагере километров за 8 или 10 от Витебска. Вдруг как-то утром нас собирают, и пешком направляемся в город. По пути слышим: война. Мне, как и моим сверстникам, не было и 12 лет. Ну, война и война, чего нам, разве мы, пацаны, могли тогда себе представить её истинное лицо… Приводят в Витебск, а город весь уже преображён: на заборах расписано, где опасная сторона при бомбёжке, по улицам танкетки разъезжают, кругом люди в военной форме. В тенистом саду нашего двора, между домами, этаким зигзагом вырыта траншея, сверху сделан накат брёвен, а над ним – земля. Нам, ребятне, это так показалось интересно, тотчас забрались в траншею, играем в войну.
Из пионерлагеря мы появились в городе 24 июня. Папы нашего нет: перевели на казарменное положение. Появился он дома с двухколёсной тележкой 4 июля. И говорит маме: собирайся, через два часа отправляется эшелон, который уже был составлен из теплушек и платформ. Мама нам скомандовала, чтобы брали с собой только предметы первой необходимости. В общем, похватали немножко одежды, даже из бытовой утвари толком ничего не взяли. Так, по мелочам: цепочку какую-то, на память даренную, кулон… Я взял набор инструментов «Самоделкина»: тисочки, молоточек, стамеска… Отец потом очень хвалил меня за этот набор. Пришли на вокзал. Теплушки были оборудованы в два этажа наспех сколоченными нарами. Вот на каждый этаж и «поселили» семьи с детьми, старухами, стариками и домашним скарбом. Наша семья оказалась на нижнем ярусе.
Эшелон двинулся, все помаленьку стали устраиваться на своих местах. Отъехали от Витебска на 75 – 80 километров, за станцией Езерище вдруг появились два немецких самолёта и стали делать заход на бомбёжку эшелона. По действующей в то время инструкции машинист паровоза отцепился от состава и угнал паровоз. Инструкция эта преследовала такую цель: если что-то случится с составом, чтобы не был разбомблён паровоз. После окончания бомбёжки он должен был вернуться и принять меры для продолжения движения эшелона.
Была очень большая паника: люди ж мирные, совершенно непривыкшие к подобным ситуациям. Кто-то в панике хватал, что под руку попадёт. Одни – подушку, другие – чемодан. И устремлялись бежать в ближайший лесок, метров за триста… Состав стоял в поле, кругом – рожь. Люди из состава разбежались в разные стороны, старались спрятаться в этой ржи. Ну, а я по своему пацаньему любопытству лежал на спине. И смотрел на этот самолёт, совершенно не страшный. Смотрю, от него отделяются чёрные капельки. Одна, вторая, третья, четвёртая… Даже любопытно стало.
Потом эти «капельки» превратились в нарастающий вой, от которого я перевернулся на живот и готов был зарыться в землю. Прозвучали взрывы. Даже было видно, как взрывная волна приподнимает вагоны, замершие на рельсах. Самолёты сделали несколько заходов, сбросили свой бомбовый груз. Надо сказать, повезло, ни одна бомба в эшелон не попала.
Вернулся паровоз, погудел минут двадцать. Чтобы люди, прятавшиеся в лесу, услышали и возвратились к составу. Но, видимо, кто-то и остался. В общем, паровоз подал голос, и мы поехали дальше. Проехали ещё какое-то расстояние, впереди показалась железнодорожная станция Невель, а тут – второй налёт. Но машинист паровоза, вопреки инструкции, на этот раз не отцепился от состава, а на полном ходу помчал дальше. И опять повезло. Единственно, помню по слухам, в конце эшелона осколком ранило женщину. Медики из своих, ехавших в нашем составе, оказали ей помощь.
От Невеля паровоз взял курс на Великие Луки. Когда добрались к месту назначения, увидели страшную картину. Между железнодорожными путями, россыпью, валялись не разорвавшиеся снаряды и бомбы. Рельсы изгибались, точно змеи… Оказалось, там стоял воинский эшелон с боеприпасами, а диверсанты фонариками наводили вражеских пилотов на объекты для бомбометания. И попали в тот эшелон. В результате, в округе разнесло всё, что только было. У главного пакгауза из четырёх стен чудом уцелела одна: велосипеды валялись вперемежку с кирпичом, цементом, расплавленным сахаром… Мы, детишки, было, набросились на сладости. Но наш состав быстро «провели» по искорёженным путям станции, требовалось как можно скорее освободить дорогу воинским составам. Одна женщина отстала от эшелона и потом, когда «на перекладных» догнала состав, рассказала, что вскоре после нашей отправки, на станцию выбросили вражеский десант, и ожесточенный бой разгорелся прямо на рельсах.
Но наши теплушки и платформы с оборудованием были уже далеко, все мы были взбудоражены пережитым, молчали. Лязг колёс на стыках, кажется, «перестукивался» с биением сотен человеческих сердец. Состав чутко, хоть и без особых приключений, решительно последовал дальше. Направление эшелона было на Вологду. Куда заводу и его людям вменялось прибыть.
По моей памяти, а может я и ошибаюсь, руководил эшелоном мой папа, потому как на любых остановках он куда-то удалялся, после чего нам доставляли пищу. На всём пути (я задним числом потом даже удивлялся этому) люди в вагонах голодом не сидели. Где останавливался эшелон, всегда были пункты, откуда выделялись продукты.
Продолжение следует.

четверг, 22 октября 2015 г.

ПОЧЕТНЫЙ МЕТАЛЛУРГ НИЖНЕГО ТАГИЛА. Воспоминания о войне.

В мае 2015 года в центре Перми были установлены тумбы с героями невидимого трудового фронта. Ведь тыл, как и фронт, бился за общее дело Победы. На одном из них фотография С.М. Арша 1929 г.р.  Скупая информация на тумбе даст понять, что этот человек ребенком в июле 1941 года был эвакуирован с родителями в составе Витебской очковой фабрики в рабочий поселок Суксун из г. Витебска. И уже в 1943 году четырнадцатилетний Сёма  лет пошел работать на Суксунский тогда военный завод № 17, вместе со своим школьным другом Костей Собакиным. Ребята осваивали токарное дело. Именно эти подростки, женщины и старики приближали Победу.  


Семён   с девушками. Суксун 1951г.
С.М. Арш. Начальник рельсобалочного цеха. Нижний Тагил.1980-е.

После Победы Сёма продолжил учебу  в школе. А затем поступил и окончил Уральский политехнический институт. И в 1954 году новоиспеченный инженер-металлург был направлен на Нижнетагильский металлургический комбинат. Прошел от должности мастера заготовительного цеха до начальника рельсобалочного цеха. В период его работы было достигнуто максимальное  в истории цеха годовое производство 1 миллион 437 тысяч тонн проката и отгрузки. Затем работал на других важных и ответственных должностях.  Соломон Максович награжден многим орденами и медалями, в т.ч. Орденом Трудового красного знамени. А также имеет звание «Почетный металлург Нижнего Тагила».
Верные друзья: Константин Собакин и Соломон Арш. Суксун 2005г.

Суксун стал для Соломона и его семьи второй Родиной. Именно сюда он любил и стремиться чаще приезжать. Ведь здесь друзья и знакомые. Хотя дети войны, рожденные в 1920-х., как и ветераны ежегодно уходят из жизни.
С.М. Арш и его учительница Злобина И.Н.Суксун, 2010г.

Я лично знаю Соломона Максовича с 2010 года. Он поделился  с нами своими воспоминаниями о  военном времени. Предлагаю читателям  ознакомиться с ними.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА.
Витебская очковая фабрика в Суксун  эвакуировалась летом 194 1года. С   этим предприятием   в поселок прибыло около 400 семей разных национальностей: белорусы, поляки,  евреи, процент которых был самый большой.
С 6-8 августа 1941 года большинство работников фабрики были устроены на работу в Суксунский механический завод, который стал военный завод № 17. Выпускал защитные очки для летчиков и танкистов. Директором нового предприятия был назначен  директор Меерсон Илья Абрамович. (Элья-Абрам Хаимович). Главный инженер-Гауберг Арон Файвишевич. На период 1942 года по данным Книги приказов Суксунского завода №17, на производстве работало около 350 эвакуированных. Среди которых были и национальности Прибалтики: латыши, немцы, поляки, евреи.  
После того, как г. Витебск был освобожден, многие уехали обратно в Витебск, либо в другие города Прибалтики, Украины и Белоруссии.  Некоторые остались в Суксунском районе и тут проживали. На сегодняшний день в поселке проживают лишь несколько семей бывших эвакуированных из г. Витебска. А витебское дело осталось в Суксуне. С тех пор завод называется ОМЗ и выпускает средства индивидуальной защиты.

ДОВОЕННЫЙ ВИТЕБСК.
«Довоенный Витебск в моей памяти – это большой город (как потом уточнилось, 185 тысяч человек населения). Город промышленный. Преобладала, в основном, местная промышленность. Город очень чистый. Большое количество среди проживавших составляли люди еврейской национальности. Имелась еврейская школа. А мы жили ближе к окраине. Улица Бебеля, дом 19. Дома, в основном, одноэтажные в этом районе. Неподалёку находился вокзал. Ну и мы, пацаны, сочинили такой «самокат» из лестницы, на котором можно было кататься. И от моста к низу по асфальтовому тротуару, а улица брусчаткой была выложена, носились с воем, криком и так далее.
ВИТЕБСК. 1912 г. Фото Прокудина-Горского.

Чего-то большого из индустриальных объектов по моей памяти не было. Город стоял на Западной Двине, и там было два моста: старый и новый. В моём представлении, это когда бесконечная Двина, люди (окружение) – ни какой-нибудь там элитной публики вокруг нас там не было. В нашем дворе, в частности, жили: один лётчик (его жена была чемпионкой Белоруссии по велоспорту. Он воевал в Испании - всё прошёл), учительница, машинист паровоза, брат его жены – кочегар. Здесь же в сарайке они выращивали поросят. В соседнем подъезде (наш дом был одноэтажный, на четырёх хозяев – входы в квартиры с его углов) жил Шлема – сапожник (он и пил, как сапожник), у них всегда стояла 5-литровая бутыль с пивом. И вся семья, до маленького ребятёнка, все пили пиво. Помню однажды, когда вот этому маленькому ребятёнку – девочке не дали пива, она билась головой об пол, требуя своего. В нашем дворе было два дома, а в середине – сад. Во втором проживала семья учительницы - еврейки Минухиной. В общем, тихие люди жили, обычные: делали там свою какую-то работу. Да и не очень-то меня тогда интересовало, кто чего делал…
Любимое у нас, пацанов, занятие было – игра в сыщики-разбойники, из луков пострелять друг в друга, фехтовать на самодельных шпагах, гоняли тряпичный мяч, потому как другого просто не существовало, играли в лапту, в городки… И всё это происходило в нашем дворе. На слуху были такие городские предприятия, как фабрика Клары Цеткин, чулочная «КИМ», очковая фабрика.
Витебск. Площадь Свободы перед войной.
Витебск. Улица Ленина перед войной.

В 1936 году меня, шестилетнего пацана, и старших братьев мама взяла на первомайскую демонстрацию. Все вокруг взволнованы, медь оркестров зовёт вперёд, барабаны задают шаг… А я к той поре научился читать. Так что, звонким детским голосом, чтобы видели все, какой я уже взрослый и грамотный, скороговорил вслух прочитанное на транспарантах. Одна за другой шли колонны фабрик, артелей, организаций. Вот и наша, очковая, где отец трудился заместителем начальника технического отдела... Над демонстрантами - портреты руководителей, вождей партии, государства и своих работников, которые чем-то отличились. Смотрю, несут портрет моего папы и на нём написано: «Наш Эдисон».».


Продолжение следует.

  НЕОБЫЧНЫЙ ПРОЕКТ В последнее время школы Суксуна и района весело празднуют свои юбилеи. Когда-то в Суксуне действовало педагогическое учил...